Купить шпон дерева в орле.;Магазин пиломатериалов в Яльгелево. В Санкт-Петербурге: ясень древесина.;конвейерное оборудование;Детская поликлиника номер 2 ковров номер. Детский ковер юрим.

А. А. Попов. Из отчета о командировке к нганасанам от Института этнографии Академии Наук СССР

(Советская этнография, 1940, №3, стр. 247-249)

Задачей моей двухлетней командировки в Таймырский национальный округ было всестороннее изучение быта нганасанов с упором на анализ их производственных отношений и социального строя.

Прибыл я в Дудинку 12 IX 1936; оттуда на самолете до речки Валек (100 км), далее — на пароходе Пясинской экспедиции.

На станке Черное пришлось увидеть очень благоустроенную зимовку с населением более сотни человек, с электростанцией, радио и механической мастерской для ремонта речных судов. Здесь я неожиданно увидел коров, лошадей, свиней и даже коз.

Октябрьские празднества я встретил на Черном. На торжественное заседание съехалось много долган. По просьбе президиума собрания мне пришлось переводить на долганский язык речи всех выступавших.

Дальше я ехал на оленях до станка Кресты. Прибыл в Волосянку 24 IX 1936. Многое изменилось здесь с 1931 года. Волосянка стояла уже на новом месте — на самой реке Хете и представляла собою административный центр Авамского района. Здесь Я получил сведения по старой религии и социальному строю нганасанов. В конце декабря прибыл на станок Исаевский. Вадеевские нганасаны живут обособленно от своих соседей — якутов и долган.

Прибыв в начале февраля в Хатангу, я выехал обратно к месту работы 18 III 1937 и, приехав в чум Окуо Уранника, договорился кочевать с его семьей. До первых дней мая мы аргишили[1] на восток, севернее линии станков, и, дойдя до Соколовского, почти прямо повернули на север. Направившись на север, мы все отдалялись от края леса и шли по чистой тундре параллельно к реке Хатанге, перерезая притоки — реки Новую и Малую Балахню. Дрова возили с собой и сильно экономили. Разводили огонь только три раза в день во время стоянок и два раза (утром и вечером) во время кочевок. Приходилось удивляться железному здоровью нганасанов: в чумах они сидели в легкой домашней одежде, женщины занимались шитьем; мало того, маленькие дети сидели совершенно голыми на руках у родителей или ползали по полу.

5 V 1937 прибыли к так называемой «священной» Самоедской сопке. 17 V 1937 г. прибыли к речке Балда-тари километрах в семи от р. Большой Балахни. Здесь, кочуя на расстояния для перемены пастбищ, мы должны были провесновать, т. е. прожить целый месяц для отела важенок.[1] На этих местах были оставлены осенью летние снасти — рыболовные сети и ветки. Как мы ни торопились притги сюда пораньше, но в дороге задержались из-за частых пург. Снег как будто бы стал таять, кое-где на высоких сопках начали показываться проталины; казалось, скоро наступит весна; но 24 мая, когда стояли около речки Селиетари, поднялась небывалая пурга. 25 V 1937 г. увидели первых гусей. Первого июня шел первый дождь. Речки, впадающие в Большую Балахню, стали очень быстро разливаться. На Большой Балахне уже выступила вода, и наши планы перейти ее по льду не удались. Едва перешли речку Окуотари, как на ней тронулся лед. 4 июня день был ясный, солнечный; женщины с самого утра до вечера просушивали всю зимнюю одежду, раскладывая ее на солнце. Я получил возможность описывать танцевальную, а также свадебную и погребальную мужскую и женскую одежду и оленью упряжь, шитые из цветных — красных, желтых, белых и черных — сукон. Вечером вся меховая одежда, а также лишние вещи были уложены в женские грузовые нарты, накрыты покрывалами из старых задымленных нюков[2] и крепко увязаны. Нарты оставались до осени. Здесь мне удалось заснять обряд прощания с нартами. Тяжелые женские нарты и кошовки были оставлены, стали пользоваться одними легкими двухкопыльными нартами, запрягаемыми парой оленей. На нарты укладывали незначительный груз, люди шли пешком. В ожидании возможности переправы через Большую Балахню, мы аргишили параллельно ей к востоку, делая незначительные переходы. Прилетели {248} утки и гаги, и мы, промышляя их сетями и убивая ружьем, питались их мясом. Дикий олень уже ушел на север, куропаток почти не было. С 22 июня гаги и утки стали улетать на север. Начали ловить рыбу, попадались сиги, вообще же левые притоки Хатанги — реки Новая и Малая и Большая Балахня, — за исключением Гусихи, небогаты рыбой.

29 июня переправлялись через Большую Балахню. 7 и 9 июля похолодало, выпал снег. 9 июля показались вдали снеговые вершины хребта Северо-Восточного — предел кочевания нганасанов. Став стойбищем на озере Неродангку, мы затравили собаками шесть линяющих гусей. Ночью на этом же озере изловили 19 больших (в рост человека) кунж.[1] Около этого богатого озера мы прожили несколько дней; торопились к хребту Северо-Восточному, чтобы, придя туда раньше, побольше набить диких оленей. 13 июля мы охотились сетями на линяющих гусей. Весь ход «гусевания» был заснят мною на 30 кадрах последовательно от начала до конца. Сезон «гусевания» закончился 27 июля, так как на речках и озерах, расположенных на пути кочевания, гусей уже не встречали. Быстро стали аргишить к хребту Северо-Восточному.

Лето было холодное, все время дул неприятный, пронизывающий ветер, было всего лишь три настоящих жарких летних дня. 30 июля стали стойбищем у самого хребта Северо-Восточного. Дикого оленя не было, и мы около двух недель бесполезно прожили на этом месте. Когда мы от хребта Северо- Восточного шли назад, стали стойбищем километрах в 10 около хребта Неродангку, идущего перпендикулярно хребту Северо-Восточному (с юга на север). На этом хребте находится красная гора, откуда достают себе нганасаны охру для окраски одежды. 28 августа выпал снег толщиною в 4 см и поднялась настоящая зимняя пурга. С приближением к Балахне диких оленей стало больше. Большую Балахню перешли по льду, лед проламывался, и олени падали в воду. За Балахней мы стали охотиться на диких оленей. За это время мне удалось видеть охоту на диких оленей специальными сетями — способ, сейчас уже мало употребляющийся.

Вернулся в Хатангу 30 декабря 1937 г. На обратном пути я останавливался в Волосянке, захватил с собою долгана Екима Лаптукова, который мне мог пригодиться при фольклорных записях как переводчик, и выехал к таймырским нганасанам. Там пробыл один месяц; оттуда проехал к авамским, где, в виду ранней весны, проработал тоже только один месяц.

В территориальном отношении вадеевские нганасаны распадаются на две группы: западную и восточную. Восточная — малочисленная — кочует параллельно реке Хатанге; пределом ее кочевания являются восточные отроги хребта Северо-Восточвого: западная, так называемая «губская», летует на «губе» (заливе) Таймырского озера. Путь аргишения обеих групп один и тот же до Самоедской сопки, откуда одна часть нганасанов идет на запад, другая — на восток до ноября месяца.

Таймырское озеро и его притоки известны своими рыбными богатствами — это определяет экономику губских нганасанов: они летом преимущественно рыболовы. У восточных же , нганасанов богатых рыбою водоемов почти нет, за исключением разве реки Гусихи и озера Портнягино; поэтому восточные нганасаны преимущественно охотники за диким оленем и гусями. Первый вид охоты преобладает над вторым. Таймырские нганасаны, по моим наблюдениям, преимущественно рыболовы, авамские же — охотники.

Охота на диких оленей у нганасанов распадается на пешую и оленную (санную). Охота сетями на диких оленей является комбинированным видом пешей и санной охоты. Гусей промышляют сетями и затравливают собаками. Продукция охоты — оленье и гусиное мясо — консервируется вялением на солнце. Если осенью охота на диких оленей бывает удачной, часть мяса запасается в прок. Для этого на Большой Балахне устраивают квадратные ящики из больших ледяных глыб. Туда складывают мясо и сверху закрывают ледяной крышкой, затем все щели заливают водой. Весною дикий олень уходит далеко на север, дичи и рыбы еще нет, и эти ледяные кладовки оказываются весьма кстати.

По словам стариков, охота на диких оленей в старину была только пешая, так как в те времена у самых богатых нганасанов: числилось не более 5 оленей, обычно же на хозяйство приходилось по одному — по два оленя. На этих оленях возили, главным, образом, свои домашние святыни — шайтанов, с которыми никогда не расставались; имущества же почти никакого не было: один или два рваных нюка, охотничьи принадлежности в виде лука, стрел и белых махавок[1] из крыльев куропаток, употребляющихся при поколке[2] дикого оленя. Бывали, говорят, и кожаные ветки (лодки) очень несовершенного устройства, которые гнулись при малейшем ветре. Сетей для ловли диких оленей тогда не было, старики считают их более поздним изобретением. Песец в старину не имел такого промышленного значения, как теперь; шкура его употреблялась в очень незначительном коли- {249} честве для опушки одежды. Ловили его примитивными каменными пастями.

В давние времена нганасанам почти ежегодно приходилось терпеть голод; тогда одни родственные группы нападали на другие; отдельные люди грабили своих мирных соседей — долган и якутов. В настоящее время от всего этого не осталось, конечно, и следа. Сохранилось лишь много преданий о войнах нганасанов с ненцами.

В хозяйстве охота преобладает над оленеводством. И часто интересы оленеводства приносятся в жертву интересам охоты. Так, например, дальнее аргишение на север, где нет лишайника, вызывается исключительно интересами охоты на диких оленей. Такие кочевки часто губят домашних оленей, особенно при раннем наступлении осени. Трава вянет, лишайника нет, есть оленям нечего, и они теряют весь свой летний жир. Охота превращается в страсть, мужчины готовы с ружьем пробродить в поисках диких оленей два-три дня, имея с собой лишь горсть мелко нарезанного вяленого мяса, в надежде закусить сырым мясом дикого оленя.

Охота и рыболовство изучены мною весьма подробно. Прослежен и записан весь годичный круг занятий как мужчин, так и женщин; большинство трудовых процессов зафиксировано на пленке или зарисовано; позировать вадеевские нганасаны категорически отказывались, а в полутемном чуме снимать было невозможно.

По социальному строю собран значительный материал, рисующий семейные обряды (брачные и родильные), записана терминология родства и свойства, весьма подробно описаны правовые взаимоотношения.

По искусству собрано более ста эстампажей резьбы по кости, произведены зарисовки орнамента.

Сравнительно мало собрано материалов по шаманству, но много записей по анимизму. Записаны две длинных шаманских автобиографии. Записано много сведений по космогонии. Особенно интересна одна легенда о мироздании, связанная с лосем. Записано двенадцать длинных былин и сказок по-нганасански с подстрочным переводом, а также записаны пословицы. Записана исключительная по своему интересу легенда о приходе нганасанов на свою современную родину с востока, где они жили за «большой водой, замерзающей и оттаивающей в году несколько раз». Любопытно отметить, что авамские нганасаны не считают своими родственниками энцев и резко отделяют их от себя. Мужскую одежду без разреза нганасаны считают заимствованной у энцев: «у наших мужчин до прихода на эту землю одежда была с разрезом, так же как женская», — говорят они.

Песни имеются, главным образом, любовного содержания. По языку собран довольно обширный словарный материал — около 4000 слов, проработаны грамматические формы. Наблюдения не обнаружили диалектологической разницы между языком западных и восточных нганасанов, и термины «авамский, таймырский и вадеевский», очевидно, следует понимать как территориальные обозначения.

Мною сделано восемьсот фотографий. Собрана коллекция, состоящая из пятисот предметов. В ней исчерпывающе представлены орудия охоты и рыболовства, между прочим сеть для ловли диких оленей и сеть для ловли гусей, вышитый колчан со стрелами и вышитый Налучник. Одежда тоже представлена довольно подробно. Интересны сосуды для жира из шкур кунжи, оленьих телят и из оленьих желудков. У авамских и таймырских нганасанов удалось собрать такие уникальные предметы, как, например, очень ценимые инкрустированные трубки из мамонтовой кости, налучники и колчаны, не бытующие в настоящее время, три «божка» и шаманский костюм.

Во время своей поездки я старался совмещать свою работу с общественной деятельностью. В декабре 1936 г. в Волосянском районе мною на собрании Бархатовского колхоза были зачитаны на долганском языке Сталинская Конституция и устав производственной артели. В 1937 г. на станке Исаевском проведены две беседы на долганском языке о Сталинской Конституции среди мужчин и среди женщин. Там же проведен Пушкинский вечер среди долган — учащихся ликбеза. В Хатанге ученикам-долганам была прочитана на родном языке Сталинская Конституция. Летом 1937 г. на собрании нганасанов прочитан устав производственной артели и проведена беседа о Сталинской Конституции. Во время выборов в Верховный Совет СССР мне пришлось участвовать среди нганасанов в качестве переводчика при политагитаторах. Кроме того, я прочел научные доклады о своей работе в хатангском Доме культуры и в Красноярском музее и провел беседу о том же с председателем Таймырского окрисполкома т. Швачко. По просьбе последнего я представил ему докладную записку об улучшении быта нганасанов.
______________________
___страница 248_столбец 1
[1] Аргишить — кочевать.
___страница 248_столбец 2
[1] Важенки — самки домашних оленей.
[2] Ровдужные покрышки шестовых чумов.
___страница 249_столбец 1
[1] Рыба — Salmo salvenius, из рода Salmo Artedi.
___страница 249_столбец 2
[1] Веера из крыльев; привязываются к воткнутым двумя рядами палкам, для того чтобы не бежали в сторону пригоняемые дикие олени.
[2] Поколка — способ охоты, при котором диких оленей закалывают на воде копьями.

Расскажи другим о публикации:

Похожие статьи: