Современные теории. Цивилизационный подход.

В начала 90-х, в научном мире наступает новый этап, в связи отказом от тотальной марксистской теории развития общества.

В это время немалое число отечественных исследователей начали пропагандировать цивилизационный подход, полагая, что он и сможет стать действенным лекарством от догматического советского марксизма. При этом в большинстве работ таких теоретиков предлагалось либо переместить спектр исследований с «базиса» (т. е. изучения социально-экономических отношений, классовой структуры и пр.) на «надстройку» (идеологию, религию и т. д.), либо призывалось вернуться к схеме «дикость — варварство — цивилизация» (А. Фергюссон, Л. Г. Морган, Г. Чайлд и др.).

Последний подход представляет собой лишь одну из модификаций стадиалистских интерпретаций всемирной истории, рассматривающих исторический процесс как последовательное развитие стадий. Понятие «цивилизация» здесь по сути дела тождественно термину «стадия послепервобытного общества» (в марксистской терминологии — «формации»). В некоторых работах призывалось просто переименовать «формации» или «стадии» в «цивилизации»; очень характерный пример — учебник последнего поколения для российских школьников «История цивилизаций» В. М. Хачатурян. В целом данный подход не предполагает необходимости разработки специальной методологии цивилизационных исследований. Интерпретация производится в терминологии существующих теоретических парадигм (различные версии марксизма, теории модернизации, неоэволюционизм и пр.).

Применительно к кочевничеству главная проблема, как правило, сводится к вопросу, способны ли кочевники самостоятельно миновать барьер «варварства» и шагнуть в «цивилизацию». Особенно активно эту идею отстаивал А. И. Мартынов. По его мнению, археологическим свидетельством этой цивилизации являются «пышные» монументальные погребения кочевой элиты с «колоссальными» затратами, что свидетельствует о значительной социальной стратификации в обществе, концентрации единоличной власти, высокой культуре данных народов. Как ни странно, но данная концепция вызвала большую полемику среди исследователей. Она обсуждалась на специальном совещании, материалы которого опубликованы в отдельном сборнике «Краткие сообщения Института археологии» (1993. № 207).

Гораздо привлекательнее с теоретической точки зрения идея об особом способе производства у кочевников, выдвинутая еще в 1967 г. Г. Е. Марковым в его докторской диссертации (подробнее см. этап 5), посвященной кочевникам Азии, и по праву должна входить в ряд наиболее интересных теоретических построений марксистской исторической мысли наряду с такими яркими идеями, как концепции

  • «дофеодального периода» А. И. Неусыхина,
  • «африканского способа производства» К. Кокри-Видрович,
  • «даннического способа производства» С. Амина и др.

Согласно Маркову, характерными для данного способа производства чертами являлись —

  • племенная структура,
  • частносемейная собственность на скот,
  • социальная дифференциация, основанная на имущественном расслоении и привилегированном положении военных предводителей.

В виде подчиненных укладов он включал в себя элементы других общественных отношений.

Нетрудно заметить, что большинство выделенных Марковым признаков номадного способа производства (племенная структура, коллективная собственность на пастбища, имущественная (но не классовая) дифференциация, неразвитость внутренних форм эксплуатации, поголовное вооружение народа и пр.) в большей степени характеризуют не столько кочевое, сколько предшествующее феодализму общество. Возможно, это обусловлено тем, что данная диссертация была написана главным образом в связи с критикой теории «кочевого феодализма». Большая часть текста посвящена обоснованию авторской позиции, согласно которой общественные отношения кочевников не могут считаться феодальными (вне всякого сомнения, это одно из самых солидных в кочевниковедении исследований на эту тему).

Свою позицию Марков проиллюстрировал выразительным этнографическим материалом, но теоретического обоснования особого способа производства в диссертации не сделано. Поэтому неудивительно, что на основании практически одной и той же фактологической базы (в 1976 г. вышла книга, которая, по сути, является сокращенным текстом диссертации 1967 г.) Марков пришел к совершенно разным теоретическим выводам. Если в 1967 г. он выступал за особый способ производства у кочевников, то после публикации известных теоретических работ А. И. Неусыхина (1968) Марков пишет о «военной демократии» у кочевников, большом сходстве структур номадов с тем, что Неусыхин называл «дофеодальным периодом». После того как в 1970-1980 гг. в отечественной историографии термин «дофеодальный период» постепенно вытеснялся терминами «предклассовое» и «раннеклассовое» общество, Марков все увереннее склонялся к характеристике обществ кочевников как предклассовых. При этом он нередко ссылался на свою монографию «Кочевники Азии», что, в принципе, с некоторыми оговорками допустимо: поскольку феодализм — это классовое общество, то «дофеодальный» период тоже является «предклассовым».

Независимо от Маркова, но почти на десять лет позже идею об особом, «номадном способе производства» (НСП) выдвинул французский антрополог П. Бонт. Он воспользовался марксовой моделью «германской» формы Gemeinwessen. Характерной чертой НСП, по Бонту, являлось существование развитой внутренней стратификации, базирующейся на частной собственности на основные средства производства (скот), однако без создания развитой политической системы и институализированной власти. К сожалению, эти идеи оказались незамеченными отечественными кочевниковедами.

Возвращение идеи НСП в лоно отечественной науки пришлось на последние годы перестройки. Обратившись к этой идее вновь, Марков отнес НСП вместе с африканским, дофеодальным европейским, патриархально-пастушеским способами производства к единой «варварской» формации (или, иными словами, к стадии «предклассового» общества). К сожалению, Марков, как и ранее, не раскрыл сущности НСП и его отличий от других социально-экономических форм. Аргументация сведена в основном к ссылкам на ряд цитат К. Маркса.

Более обстоятельно концепция НСП была изложена в работах выдающегося казахского номадолога Н. Э. Масанова. Он также рассматривал НСП в более широком историческом контексте — в рамках единой аграрной стадии исторического процесса. Это представляет собой, по-видимому, нечто подобное

  • «традиционному» обществу О. Тоффлера,
  • «единой феодальной стадии» Ю. М. Кобищанова
  • или «сословно-классовой формации» В. П. Илюшечкина.

В рамках этой стадии он говорил о номадной альтернативе — по сути дела, речь идет об особой цивилизации кочевников (примечательно, что и книга называется «Кочевая цивилизация казахов»). Однако Н. Э. Масанов останавливался и на структурных особенностях выделенного им способа производства. Главная специфическая характеристика НСП — наличие биологических средств производства, которые вследствие сильного воздействия экологического фактора не поддаются качественному морфологическому преобразованию, что ограничивает перспективы развития этой социально-экономической формы. Среди других черт НСП Масанов отметил дисперсную организацию материального производства, естественные пределы концентрации средств производства, сезонную динамику трудовых процессов и форм социальной организации и т. д.

Взгляды Маркова на НСП конкретизированы его постоянным соавтором последних десятилетий К. П. Калиновской. Она пишет: «Таким образом, к настоящему времени сформировался научный подход к трактовке кочевых обществ как самостоятельного хозяйственно-культурного типа и, соответственно, способа производства, который основан на экстенсивном подвижном пастбищном скотоводстве — главном способе жизнеобеспечения (не исключающем второстепенных видов занятий в этих обществах), общинно-племенном владении и пользовании пастбищами и водными источниками, частной семейной собственности на скот. При этом в обществе номадов могло возникать достаточно сильное имущественное и социальное расслоение, что, однако, не вело к возникновению у них монопольной наследственной сословной собственности на средства производства. В тех же случаях, когда таковая возникала, это означало, что кочевники переходят к оседлости, изменяется их хозяйственно-культурный тип и, соответственно, способ производства, т. е. в данных случаях это уже не были общества номадов. Для кочевых обществ обязательна общинно-племенная структура, основанная на системе патриархально-генеалогических связей».

Большая часть перечисленных Калиновской характеристик НСП (частная собственность на скот и племенная на пастбища, имущественная дифференциация и т. д.) совпадает с признаками «кочевнического» СП, выделенными в диссертации Маркова. Она также акцентирует внимание не столько на особенностях кочевого общества, сколько на специфике общества дофеодального, предклассового. Весьма показательно, что Калиновская определяет НСП как «особый способ производства в неклассовых кочевых обществах с патриархально-племенной социальной структурой».

В концепции Маркова и Калиновской понятие НСП в сущности тождественно понятию «хозяйственно-культурный тип» (ХКТ). С такой интерпретацией понятия «способ производства» трудно согласиться. Разница между «способом производства» и «хозяйственно-культурным типом» очевидна. Феодализм — это особый способ производства, но не ХКТ. Феодализм возможен при нескольких различных ХКТ. Кроме того, едва ли есть смысл в дублировании научной терминологии. Если кочевничество — особый ХКТ (или несколько таких ХКТ), то с этим никто не спорит. Но для чего тогда вводить новый термин НСП?

Кстати говоря, подобные замечания высказывались во французской марксистской антропологии в связи с введением терминов «номадный», «линиджный», «этнодеревенский» и прочие способы производства. Все это, по мнению критиков, ведет к размыванию понятия «способ производства», подмене его содержания понятиями «этнос», «тип хозяйства», «конкретное общество» и др.
Однако это не все. Включение в общий ряд способов производства НСП делает данную классификацию эклектичной, поскольку в ней объединяются элементы, выделяемые по совершенно разным критериям: одни по способу организации производства и/или распределения, а также, как правило, по соответствующему способу эксплуатации (азиатскому, антично-рабовладельческому, феодальному и пр.), по способу добывания пищи (В. П. Илюшечкин называл последние «технологическими» способами производства — здесь есть отличие от ХКТ). Этот методологический недостаток концепции Маркова отмечался многими исследователями.

«Технологические» и «общественные» способы производства — не одно и то же.

  1. Первые — это способы, которыми человек получает продукцию (энергию) из природы (охота, собирательство, скотоводство и т. д.).
  2. Вторые — это формы организации общества, посредством которых осуществляется присвоение источников энергии (также производственная деятельность), перераспределение и потребление произведенного продукта.

На основе одного «технологического» способа производства или ХКТ могут существовать разные «общественные» способы производства. Согласно рассматриваемой схеме Андрианова и Маркова, например, один ХКТ — плужное земледелие — существовал и в Древней Греции, и в средневековой Европе, и на Востоке, хотя «общественные» способы производства во всех случаях разные: антично-рабовладельческий, феодальный и азиатский (государственный, политарный) соответственно. Таким образом, о номадизме необходимо говорить как о специфической форме экономической деятельности, характерной для засушливых экологических зон, но не как об особом способе производства.

Наконец, вызывает сомнение одна из главных характеристик НСП по Маркову — разделение кочевого общества на два состояния: «общинно-кочевое» и «военно-кочевое». «В годы войн и больших переселений общественная организация кочевников несколько видоизменилась, приобретая новые черты: военные и политические интересы выступали на первый план, а интересы скотоводческого хозяйства отходили на второй… Значительно усиливалась власть вождей — военных предводителей. Военная, в том числе и десятичная, структура усиливала смешанность племен, но поскольку родственный принцип в общественной организации кочевников играл лишь идеологическую, чисто формальную роль, то временная замена его централизованной организацией при сохранении скотоводческого базиса принципиально ничего не меняла… В таких условиях организация скотоводов может быть названа «военно-кочевой». Результатом усиления военной организации было возникновение так называемых кочевых империй — временных и эфемерных образований, не имеющих собственного экономического базиса».

В связи с этим необходимо заметить, что воинственный образ жизни — это важная черта многих кочевых обществ независимо от уровня их политической сложности. Точнее было бы говорить, что для кочевых обществ в одной ситуации (как правило, во внешних контактах) большее значение имела «военная» доминанта, в других (как правило, во внутренних отношениях) — «общинная» составляющая. Кроме того, далеко не всегда «военное» состояние было «лишь временным». Крадину, например, удалось проследить, что «десятичная» система организации степного Войска в Хуннской державе просуществовала как минимум столетие, а то и больше. Думается, нетрудно будет найти немало аналогичных примеров из истории других кочевых обществ Евразии. Тем более неправильно считать, что замена «общинно-кочевого» состояния «централизованной организацией при сохранении скотоводческого базиса принципиально ничего не меняла».

К. Поппер сравнивал научные теории с рыболовными сетями, которые мы закидываем в «море» эмпирических фактов. Чем меньше ячейки сети, тем больше улов исследователя, тем большее количество фактов способна объяснить его теория. С данной точки зрения ценность концепции НСП не очень высока. Практически все возможные политические формы кочевых обществ попадают в рамки одной модели.

  • Между тем африканские нуэры, например, жили и живут отдельными эгалитарными общинами и кланами, объединенными лишь весьма запутанными генеалогическими родственными связями.
  • Такая же социальная организация была у древних ухуаней, кочевавших в степях Внутренней Монголии.
  • У туарегов, калмыков и казахов существовала развитая внутренняя имущественная и социальная стратификация, они консолидировались в племенные конфедерации и вождества численностью в несколько десятков тысяч человек.
  • Хунну, тюрки, монголы представляли собой единую «степную империю», численностью достигавшую многих сотен тысяч (даже до миллиона и более) кочевников.

Отличия в сложности социально-политической системы между нуэрами и ухуанями, с одной стороны, и хуннами и монголами, с другой — столь же значительны, как велика, например, разница в уровне общественного развития между охотниками собирателями Калахари и императорским Римом. По этой причине, использование концепции «номадного способа производства» в такой формулировке не представляется продуктивным.

Расскажи другим о публикации:

Похожие статьи: