С. М. Абрамзон. К семантике киргизских этнонимов

(Советская этнография, 1946, №3, стр. 123-132)

Важность изучения этнонимики для выяснения происхождения и этнического состава того или иного народа давно признана наукой.

Этнонимы не могут не отражать (в той или иной степени) и общественных отношений на различных стадиях их развития, и отдельных элементов идеологических представлений. В особенности это относится к народам, прошедшим длительный путь исторического развития и все же сумевшим сохранить до последнего времени значительное число черт своей древней культуры вместе с богатством этнонимов.

В этой работе я задался целью проанализировать некоторые киргизские этнонимы. Уклад жизни киргизов, в недалеком прошлом номадов, с их пастушеской системой скотоводческого хозяйства, устойчивые формы патриархально-родовых отношений, уживавшихся у киргизов со все более и более развивавшимися феодальными институтами, способствовали сохранению у них до наших дней большого числа этнонимов в виде названий племенных и родовых подразделений.

Наиболее значительные материалы по киргизской этнонимике содержаться в трудах академиков В. В. Радлова[1], Н. А. Аристова[2], Н. Ф. Ситняковского[3], В. Н. Дублицкого[4] и в сборнике «В. В. Бартольду»[5].

Заслуга первой серьезной попытки истолкования ряда киргизских этнонимов принадлежит талантливому русскому ученому Н. А. Аристову. Несмотря на недостаточную обоснованность, иногда даже наивность даваемых Н. А. Аристовым объяснений происхождения некоторых племенных и родовых названий у киргизов, многие из его выводов достаточно убедительны и не потеряли своего научного значения до настоящего времени. Самым значительным дефектом в безусловно ценной работе Н. А. Аристова является то, что он недостаточно использовал для истолкования этнонимов материалы лексики и киргизского языка, и других языков тюркской системы.

В своем стремлении несколько шире подойти к объяснению киргизских этнонимов, используя как лексические возможности киргизского языка, так и другие источники, мы столкнулись с рядом трудностей, преодоление которых не всегда приводило к положительным результатам.

Наиболее существенными из этих трудностей, являлись:

• неточность транскрипции самих этнонимов, вызванная тем, что запись их производилась в отдельных случаях без достаточного знания языка;
• установленный рядом исследователей и подтверждаемый самим {124} материалом факт, что весьма значительное количество названий родовых групп и объединений обязано своим происхождением личным именам их родоначальников или предводителей;
• сложность этнического состава киргизского народа, требующая при анализе этнонимов наличия достаточных материалов аналогичного характера, относящихся к народам, находившимся на протяжении длительного периода времени в соприкосновении с киргизами, а иногда и органически связанных с ними в общем процессе этногенеза на территории Южной Сибири и Центральной Азии.

Все эти обстоятельства не могли не сказаться в данной работе, которую мы рассматриваем как одну из попыток разобраться в киргизской этнонимике, предложить в рабочем порядке свое объяснение происхождения ряда этнонимов, не претендуя на окончательное решение выдвинутых вопросов. В дальнейшем потребуется уточнение (а в отдельных случаях и пересмотр) предлагаемых нами толкований. Однако избранный нами путь кажется целесообразным и оправданным.

В предлагаемой работе[6] мы намеренно не ставили себе задачи истолкования этнонимов в целях разрешения вопросов этногенеза киргизов. Этой теме, мы надеемся, будет посвящено специальное исследование.

Находящийся в нашем распоряжении материал по этнонимике позволяет раскрыть некоторые черты общественных и семейных отношений, существовавших у киргизов как в древности, так и в недалеком прошлом. Прежде чем перейти к изложению этой темы, мы считаем уместным остановиться на вопросе, который не раз привлекал к себе внимание исследователей, однако до сих пор еще не получил удовлетворительного разрешения. Мы имеем в виду анализ самого этнонима кыргыз. Не приводя уже высказанных по этому поводу в литературе мнений (часть их основывается на киргизских легендах и преданиях), мы считали бы возможным остановиться на гипотезе, предложенной L. Ligeti[7]. Последний в качестве основы этнонима кыргыз выдвигал (вслед за Доружи Банзаровым) тюркское слово «кырк» (в значении «сорок»), а в остальной части этнонима видел монгольский суффикс множественного числа. Эта гипотеза находит свое подтверждение в ряде данных, которыми мы теперь располагаем.

Наше ознакомление с текстом киргизского героического эпоса «Манас» показало, что в тех местах эпоса, где дается этническая характеристика киргизов, неизменно указывается на то, что в их состав входят сорок племен или родов. Так, в одном из отрывков эпоса, при перечислении киргизских племен, мы находим следующие строки:

… Кырк уруусу кыргызмын
… Кырк уруу болгон кыргызым
… Кырк уруу кыргыз уругум
(… Сорокаплеменный я кыргыз
… Из сорока племен составившиеся мои кыргызы
… Сорок племен – мое кыргызское племя).

Поскольку указанный отрывок эпоса не опубликован, мы перечислим приведенные в нем племенные названия: катаган, багыш, могол, найман, тейит, жоокести*, бостун, набат*, нойгут, кумара*, окчу *, серип *, жедигер, кыдыршаа, кызыл-аяк, басыз, баркы, мундуз, кучшу, кылыч-тамга, кыба, кыпчак, жетиген, саяк, сапыран *, наамут *, ардай*, тоту*, тагылык, кöкÿнö*[8]. {125}

В данном отрывке из эпоса перечислено лишь тридцать племен. По словам знатоков «Манаса», в других вариантах эпоса содержится перечень сорока племен. Следует иметь еще в виду, что у киргизов существует деление на отуз уул (тридцать сыновей) и он уул (десять сыновей).

Эти настойчивые указания эпоса и легендарные предания у современных киргизов дали нам повод подвергнуть рассмотрению существующее у киргизов племенное деление. Оказалось, что число основных этнических подразделений среди киргизов, которые являются более или менее обособленными и которые по ряду признаков могут быть названы племенными образованиями, колеблется от 35 до 38. Таким образом, числовое обозначение кырк, как основа этнонима кыргыз, приобретает реальное значение.

Если к этому добавим, что в составе западной группировки монгольских племен – ойратов также, повидимому, насчитывалось сорок племен (ср. «Образцы народной литературы монгольских племен» А. Позднеева, СПб., 1880, стр. 135), то для нас станет понятным, что деление на сорок племен у киргизов не было простой случайностью и восходит, по всей вероятности, к тому отдаленному времени, когда киргизские племена вместе с предками монголов переживали общий процесс этногенеза. Вполне возможно допустить, что в основе этого деления на сорок племен лежали социально-политические факторы и, в частности, существовавшие в древности формы военной организации. В связи с этим заслуживает внимания та крупная роль, которая отводится в киргизском эпосе дружине богатыря Манаса, состоящей из 40 витязей (кырк чоро), большинство которых, по эпосу, являются одновременно предводителями племен и родов.

Все сказанное приводит к выводу, что этноним «кыргыз» восходит к эпохе образования на территории Центральной Азии объединений типа племенных союзов, которые составлялись из многих племен различного происхождения. Одним из таких объединений и был, как мы полагаем, союз из сорока племен, получивший имя «кыргыз».

Как известно, помимо племенного деления у киргизов имеется еще деление на два «крыла»: «он» — правое, и «сол» — левое. Почти все киргизские племена распределяются между этими двумя крыльями. Это деление аналогично существующему у монгольских племен и, вероятно, на своей более поздней стадии было связано с военной организацией (правый и левый фланги войска).

Нас заинтересовал тот факт, что один из исследователей – Н. Ф. Ситняковский (см. выше) впервые отметил существование деления на «он» и «сол» внутри крупных племенных союзов отуз-уул и ичкилик, которые он называет родами. Вопреки утверждениям некоторых исследователей, что племенной союз ичкилик находится вне двух киргизских «крыльев», автор убедительно показывает, что племенной союз ичкилик сам распадался на две группы – правую и левую. Это обстоятельство заставляет предположить, что в данном случае мы имеем дело с явлением более глубокого порядка. Действительно, внутри крыла «он_г» мы снова обнаруживаем деление на две группы, названия которых народные предания связывают с именами их родоначальников: Тагай и Адыгине.

Не имеет ли это явление, прослеживаемое в нескольких плоскостях, связи с наиболее древней структурой общества, с фратриальным делением, основанным на господстве кровнородственного начала? Деление на две фратрии могло в процессе длительного исторического развития принять современные нам формы, а на известном этапе стало вполне соответствовать и принципам военной организации древних киргизов, как и других тюрко-монгольских племен. {126}

В подтверждение нашей точки зрения рассмотрим упомянутые названия двух подразделений крыла «он»: Тагай и Адыгине.

Термином тага в современном киргизском языке обозначается дядя со стороны матери, т.е. самый близкий родственник для периода господства материнского счета родства. Аналогичный термин тагай, тахай (или tavayi) в том же значении мы находим и в древних тюркских языках[9].

Название второго подразделения – Адыгине – до сих пор не поддается расшифровке. Предлагаемое нами ниже толкование этого этнонима мы считаем лишь попыткой найти ключ к его разгадке.

В первой части этого этнонима в закостеневшей форме могло сохраниться древнетюркское слово adyq – медведь, в современном языке принявшее форму айуу. У ряда тюркских народов, например у алтайцев (ойротов), медведь пользуется особым почитанием и с ним связывается круг представлений и обрядов. Медведь считался родоначальником некоторых родов. Вторую часть этнонима мы склонны рассматривать как видоизмененное слово ини в его значении «младший брат»[10].

Тогда весь этноним может быть истолкован как «медведь – младший брат». При таком толковании он увязывается с этнонимом Тагай и, следовательно, фратрия Тагай относилась бы к фратрии Адыгине, как фратрия старших родственников к фратрии младших родственников. В этом случае медведь, как составная часть имени фратрии Адыгине, мог выступать в качестве имени тотема этой фратрии[11]. Ниже мы покажем, что следы тотемических представлений обнаруживаются и в некоторых других киргизских этнонимах.

Система отношений, связанная с господством у киргизов в прошлом материнского строя, нашла свое частичное, уже в рудиментарной форме, отражение в современной этнонимике. Это явление тем более заслуживает внимания, что общественный строй киргизов уже в течение многих столетий покоится на вполне развитых патриархальных отношениях, и вся основная номенклатура родства, а следовательно, и все родословные таблицы и предания генеалогического характера, исходят из принципа главенства мужчины.

Как мы указывали, в киргизской легенде наряду с предками-мужчинами, упоминается и женщина Нааль[12].

В родословной таблице, опубликованной в упомянутой работе В. Н. Дублицкого, мы встречаем ту же Нааль – единственную женщину, включенную в число предков киргизов. В таблице с именем Нааль связывается происхождение нескольких родовых подразделений: мунгал, карамунгуш, чирак, дур, таманак, конрат.

Мы не склонны приписывать этой родословной таблице значение исторического документа, но и в своем полулегендарном историческом виде она все же донесла до нас отзвуки некогда существовавших общественных явлений.

В свете приведенного факта, может быть, не является случайностью, что среди киргизских этнонимов мы находим этнонимы, связанные с термином «женщина». Так, в роде желден, входящем в племя бугу, В. В. Радловым отмечено подразделение сары-катын в количестве 500 {127} кибиток, а среди племени монгуш одно из подразделений рода кош-тамга носит название улуу-катын.

В киргизских этнонимах сохранились доныне пережитки представлений о кровном родстве как принципе, на котором зиждились отношения в первобытном, обществе. Эта категория этнонимов раскрывает перед нами самую сердцевину кровно родственных отношений, запечатленных в ряде терминов современного киргизского языка. Таковы термины боордоштук (кровное родство), карындаш (родственник)[13], киндиктеш (единоутробный) и др.

В основе этих терминов лежат названия частей человеческого тела: боор – печень[14], карын – живот, киндик – пуп, пуповина, и т.д. Как видно из изложенного, за этими терминами скрывается понятие о кровном родстве по материнской линии, которое и у многих народов обозначается через термины, близкие по семантике к вышеназванным[15].

Под названием боор известны: род в составе племени сару (Чуйская долина), род из племени бугу (Иссык-кульская котловина), подразделение рода могол (Ферганская долина).

В основе многочисленной группы этнонимов этого же ряда лежат термины, обозначающие собственно «племя», «род», «потомство», «поколение», «семя» и др., именно уруу, урук[16], тукум.

К этой группе относятся такие этнонимы, как кырк-уруу (племя кырк-уул), жети-уруу (племя сару), уч-урук, кара-тукум (племя черик), асан-тукум, арык-тукум (племя бугу), кенже-тукум, кара-туума (племя канды), туума-тукум (племя найман), тукум-тейит (племя тейит) и др. Обращает на себя внимание наличие в составе этих этнонимов термина кенже (последыш; младший ребенок) и отглагольной формы туума (туу – родить)[17].

Представляет интерес этноним куу-сööк (сухая кость) – название рода из племен черик. В литературе отмечено, что у киргизов, как и у современных алтайцев (ойротов), когда-то существовало деление на кровно родственные группы или кости – сööк. Вышеупомянутый этноним – пока единственный из зарегистрированных этнонимов, в котором представлен термин сööк[18].

Выдающийся интерес представляет многочисленная группа этнонимов, характеризующих военное прошлое киргизов. Это вполне естественно, если учесть, какую роль в жизни киргизов в течение многих веков играли войны и столкновения, большинство которых состояло в борьбе киргизов против чужеземных захватчиков.

Выработавшаяся в процессе этой борьбы сложная военная организация пронизывала все стороны социальной жизни киргизов и не могла не отразиться и на их этнонимике.

Термин черик (кирг. – солдат, монг. – войско) служил этнонимом  (или его основой) не только отдельных родовых подразделений, но и целого племени – черик. Под названием чоро нам известны в киргизском эпосе 40 витязей-дружинников Манаса (кырк-чоро). Это же название принадлежит приводимому в сборнике «В. В. Бартольду» пле{128}мени – кара-чоро, одному из родов племени саяк и родовому подразделению племени бугу (в форме чон_г-чоро).

В имени родового подразделения Дюмен, приводимого Дублицким, возможно, следует видеть тÿмöн в значении «десять тысяч» (самое крупное соединение в составе киргизского войска).

Эпос называет в составе киргизского войска прежде всего лучников. Этому вполне соответствует название рода кара-саадак, представленного в племенах кесек и канды (саадак – лук со всем набором: колчаном и стрелами).

Повидимому, сюда же примыкает приводимое в «Манасе» при перечислении киргизских родов название рода (племени) окчу, которое указывает либо на военную специальность данного рода (стрелки из лука; ок – стрела), либо на характерное для членов данного рода занятие («изготовляющие стрелы»)[19], имевшее важное значение в эпоху непрерывных войн.

В названии рода жалан-найза (племя солто) мы считаем возможным видеть род войска, вооруженного исключительно копьями (найза – копье) – копьеносцев.

Семантика некоторых этнонимов позволяет высказать предположение, что отдельные части киргизского войска, представленные определенными родовыми подразделениями, различались не только по своему вооружению, но и по своей одежде, и по мастям лошадей. На эти черты, характерные для киргизского войска, представлявшего собой в основном легкую конницу, дает прямые указания материал киргизского эпоса «Манас». В эпизоде эпоса, описывающем приезд ханов к Манасу перед «Великим походом», имеются, например, следующие строки:

2330 «…Стройно сидя на конях масти «сараа» (желтопестрой, т.е. гнедой),
Опоясав (т.е. надев) шубы «сарынджы» (название вида и сорта верхней одежды)
С криком (= с возгласами), махая знаменами
(идет) войско (=войны) героя Тöштюка»[20].

В этой связи мы и рассматриваем такие этнонимы, как название племени бостон (от боз – серый и тон – шуба)[21], родовые названия ак-тондуу – белошубники (в племенах кытай и багыш), кара-бостон – темносерые шубы (племя черик), имена родовых подразделений сары-калпак – желтая шапка (племя бугу) и узун-калпак – высокая (буквально длинная) шапка (племя черик).

В свете этих материалов мы считаем уместным обратить внимание на упоминаемое в некоторых источниках название для киргизов – ак-калпак – белая шапка (оно известно и самим киргизам). Возможно, что этот этноним, как и этноним кара-калпак – черная шапка (народное самоназвание кара-калпаков), не являются случайными и находятся в какой-то связи друг с другом, восходя к общему для предков киргизов и кара-калпаков этапу этногенеза, протекавшему в обстановке складывавшейся у кочевников военной организации.

Среди родовых названий, указывающих на большое значение масти лошадей в войсковых формированиях у киргизов, отметим следующие: боз – белый, сивый, серый и т.п. (племя найман), тору – гнедой (племя черик), тору-айгар – гнедой жеребец (племя кыпчак), кÿрöн_l – темнорыжий и др. Не исключено, что и название племени кон_lурат (под таким же названием известны племена в составе узбеков, казахов и других тюркских народов) имеет прямое отношение к древней воен{129}ной организации (не выступали ли воины из этого племени на темнобурых конях?).

В составе некоторых племен (баргы, сару) имеются роды, названия которых (олжо, олжоке) включают термин олжо, под которым в киргизском языке разумеется добыча: военная или охотничья. Этот термин в монгольском языке имеет дополнительное значение: пленник. Законно поставить вопрос – не сформировались ли эти роды из числа пленников, захваченных в качестве военной добычи?

К рассмотренной группе этнонимов мы находим возможным присоединить еще несколько близких по семантике. В них выражены главным образов отношения вражды или, наоборот, мира и дружбы. Таковы этнонимы жоо-кесек (враждебные, находящиеся во вражде кесек’и; кесек – племенное название, служащее составной частью названий некоторых входящих в это племя родов), жоо-чалыш (имеющие вид врага, подобные врагу), жоо-кести (отрезавшие врага [?]), анда (монг. анда – друг). По нашему мнению, сюда же можно отнести этноним канды (название племени; возможно, произносится и кандуу), который мы предложили бы истолковать так: находящиеся в кровной вражде, «кровники» (от кан – кровь). Такое толкование вполне согласуется с обычаем кровной мести, имевшим в отдаленном прошлом широкое распространение.

Некоторые этнонимы проливают свет на происходившие в прошлом  процессы этнического и социального порядка, указывая, в частности, на смешанный, сборный характер отдельных родовых подразделений, на их особое от основной массы этническое происхождение. Об этом свидетельствует название племени кесек[22], распространенного на территории Ферганской долины, Каратегина и Памира (входящие в него роды также носят названия: бай-кесек, кара-кесек, жоо-кесек, таш-кесек), рода курама-кыпчак из племени кыпчак (курама – сборный; составившийся из представителей различных родов; приставший к чужому роду). Несомненно социальный характер носит название рода уркунчи из племени найман (основой его послужил глагол ÿрк – пугаться, шарахаться; но — ÿрк ÿн, ÿрккöн – бежавшие).

Черты классовой дифференциации, с ее элементами патриархального рабства и становлением феодальных отношений, проступают в ряде этнонимов, причем характерно, что почти все они относятся к племени сары-багыш. Среди них мы находим названия родов манап и чала-манап, жети-кул (семь рабов), кара-кул (род под таким названием представлен также в племени солто). Заметим, однако, что ряд родовых подразделений, сформировавшихся из числа бывших рабов и военнопленных, известен под названиями, не всегда указывающими на их происхождение.

Наконец, сравнительно небольшая группа этнонимов отразила значительную роль в прошлом охоты, как одного из основных занятий киргизов. Сюда мы относим прежде всего этнонимы, в которых содержится элемент мерген в его значении «меткий стрелок», «охотник»: куртка-мерген (род племени саяк), кара-мерген (род племени солто), затем название племени кушчу (так же называется один из родов племени солто) , которое мы рассматриваем в значении «охотник с ловчими птицами». В названии рода Джеранчи в составе племени басыз, приводимом Ситняковским, нельзя не видеть термина жейренчи со значением: «охотник на джейранов». Даже если отдельные этнонимы такого рода обязаны своим происхождением имени того или иного родоначальника, это не колеблет нашего мнения о значении данной группы этнонимов для уяснения роли охоты в хозяйстве киргизов в отдаленном прошлом. {130}

Особняком стоит ряд этнонимов, рассматриваемых нами семантически, как этнонимы-прозвища. Они могли появиться по разным поводам; основой некоторых из них является насмешка над действительными или мнимыми качествами или внешними признаками данного родового подразделения.

В качестве этнонимов этого типа перечислим следующие: название рода сарылар – рыжие, русые (племя кош-тамга), рода жеерде – рыжий (племя наймам), рода сакоо-кыпчак (сакоо – заика), из племени кыпчак, рода жоош – кроткие, смирные (племя жагалмай), рода чыр-гоо – обидчивые, несговорчивые (племя канды), рода тентек – шаловливые, озорные (племя найман), рода топор – голь перекатная, рода чон -чарык – большие поршни (племя сары-багыш), родов чолок-туума (племя черик) и кара-чолок (племя мундуз); чолок означает куцый, кургузый и т.п.

Исследователи (В. В. Радлов, Н. А. Аристов и др.) уже давно обратили внимание на то, что названия некоторых киргизских племен происходят от названий диких животных. В качестве примеров приводились названия племен бугу (бугу – самец оленя или марала), багыш, сары-багыш, чон-багыш, кара-багыш (багыш – лось). При более тщательном рассмотрении киргизских этнонимов мы обнаружили, что не только названия многих родовых подразделений, но и этнонимы нескольких других племен также восходят к названиям животных и птиц. Таковы племена бöру (волк), жору (общее название для нескольких подсемейств несоколиных дневных хищных птиц) и жагалмай (чеглок).

В названиях киргизских родов широко представлены аналогичные элементы. Приведем здесь лишь часть выявленных нами этнонимов: каман – кабан (племя мундуз), кийик-найман (племя найман, кийик – общее название для всех раздельнокопытных животных, кроме свиней), куран-найман; куран  – самец косули (племя найман); тÿлку – лисица (племя сары-багыш) и др.

Еще чаще в этнонимах встречаются названия птиц: борбаш – большой серый сорокопут, лунь (племена канды и кесек); босторгой, торгой – жаворонок (племена найман и бугу); жапалак – сова (племя жагалмай); кара-кунас – аист (племена жору и кыпчак); кара-куч-кач – черный скворец; кюѝкö – пустельга; ÿкÿ – филин (племя солто); сары-боор – черногрудый рябок и др.

Древнекиргизские эпитафии говорят о существовании у древних киргизов тотемистических представлений: тотемами, в частности, были барс, олень, волк (последний являлся тотемом и у других тюркских народов). Барс и волк часто служат положительными эпитетами богатырей в киргизском эпосе. Персидский автор XI в. Гардизи свидетельствует, что объектами поклонения киргизов были, в частности, корова, еж, сорока, сокол[23].

Значительная роль, принадлежавшая в идеологии древних киргизов тотемистическим представлениям и культу животных, подтверждается, таким образом, и данными этнонимики. О некоторых пережитках культа животных нам известно и по этнографическим материалам[24].

Вполне вероятно, что с почитанием некоторых животных в качестве тотемов связан также и тот факт, что среди названий месяцев в киргизском народном календаре мы встречаем те же, что и в этнонимах, названия животных: бугу и куран (в форме жалган-куран и чын_l куран), {131} а также теке (горный козел) и кулжа (горный баран-самец). В таком случае эти месяцы могли носить священный характер. Празднества в честь тотемов должны были сопровождаться принесением жертв. В этой связи заслуживает внимания наличие в киргизском и других тюркских языках глагола багышта[25] – посвящать, приносить в дар, в жертву (отсюда багыштоо – посвящение, принесение в дар)[26]. Тождество корня этого глагола с названием лося (багыш) наводит на мысль, что этот глагол мог появиться в языке именно в связи с принесением жертв в честь тотема, каким в данном случае был лось. Дальнейшее исследование должно показать, не следует ли необъяснимый пока этноним – племенное название тейит (в записях встречается и форма «Таит») рассматривать в свете существования глагола тайы – приносить в жертву.

Из других элементов идеологии древних киргизов в этнонимике отложились (правда, в виде очень тонкого слоя) и космогонические представления. В составе племен сары-багыш и солто (крыло «он_г»), и в составе крыла «сол» представлен род жетиген (созвездие Большой Медведицы). Можно предполагать, что с этим же этнонимом связано название рода жедигер[27]. Любопытно, что в его составе имеются два подразделения: асан и ÿсöн (соответствующие именам Хасан и Хусейн). В киргизском языке[28] выражение асан-ÿсöн является синонимом слова кöк-желе (буквально кöк – небо, желе – веревка, служащая для привязывания жеребят или телят) со значением «радуга».

При сопоставлении материалов этнонимики с личными именами героев киргизского эпоса «Манас» оказалось, что значительная группа этнонимов полностью совпадает с именами основных героев эпоса. Очевидно, источником значительного количества этнонимов, не приведенных нами в предыдущем изложении, явились личные имена действительных предков или родоначальников отдельных киргизских родов. Таким образом носители этих имен могут рассматриваться как действительно существовавшие исторические личности. Наличие в эпосе героев с аналогичными этнонимам именами, в большинстве случаев выступающих как вожди и предводители племен и родов, заставляет высказать предположение, что киргизский героический эпос отразил в себе не только определенные исторические события, но и конкретные исторические личности, жившие и действовавшие в разные эпохи. Воспоминания об этих личностях, переплавленные в горниле эпического творчества, превратились в повествование о жизни и подвигах целой плеяды эпических богатырей, объединенных вокруг основного героя эпоса – Манаса.

Наши наблюдения изложим в виде небольшой таблицы:

{132}

Мы далеки от мысли считать нашу тему окончательно завершенной. Дальнейшие работы в этом же направлении помогут исправить допущенные ошибки, заполнить пробелы и (мы надеемся) подтвердят нашу основную мысль: важность и необходимость использования этнонимики, как ценного этнографического источника.
________________________________

[1] W. Radlоff. Aus Sibirien, I—II, Leipzig, 1844 – 1885.

[2] H. А. Аристов. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков Большой орды и каракиргизов на основании родословных сказаний и сведений о родовых тамгах, а также исторических данных и начинающихся антропологических исследований. «Живая старина», III– IV, 1894.

[3] Н.Ф. Ситняковский. Перечисление некоторых родов киргиз, обитающих в восточной части Ферганской области. Известия Туркестанского отдела Русского Географического общества, II, вып. 1, 1900.

[4] В.Н. Дублицкий. Родословная таблица (кара) кыргыз, проживающих в Джетысуйской области, и краткая их история. Алма-Ата, 1923.

[5] «В. В. Бартольду – туркестанские друзья, ученики и почитатели». Ташкент, 1927.

[6] Ее осуществлению содействовали помощь и материалы, предоставленные Институтом языка, литературы и истории Киргизского филиала АН СССР.

[7] L. Ligeti. Die Herkunft des Volksnamens Kirgis. Zeitschrift für türkische Philologie und verwandte Gebiete, I.B., 5. H.I April 1925.

[8] Названия, отмеченные звездочками, не встречаются в современной киргизской этнонимике.

[9] Н.А. Аристов в своей работе «Опыт выяснения этнического состава» дает неточное толкование этого термина, как «двоюродный брат».

[10] Это вполне согласуется с киргизской легендой, опубликованной в сборнике «В.В. Бартольду» (Ташкент, 1927), согласно которой Адыгине был братом Тагая. Тагай являлся дядей по отношению к сыну своей сестры Нааль. От сына Нааль, как указывает легенда, возник род могол.

[11] Обращает также внимание на название рода Адаркиинь, и собственное имя Тагай, упоминаемые в Сокровенном сказании» (Труды членов Российской духовной миссии в Пекине, т. IV, СПб., 1886, стр. 117).

[12] Ср. упоминаемую в призываниях бурятской шаманки мать онгона – Нал-Хатун (Г.Н. Потанин. Очерки Северо-западной Монголии, т. IV, СПб., 1883. стр. 108, сл).

[13] Ср. шорское карындас – единоутробный.

[14] Этот же термин имеет значение «кровный родственник» (см. Киргизско-русский словарь К.К. Юдахина, М., 1940).

[15] У арабов, например, кровных родственников называют «sabawahferut», т. е. «люди, вышедшие из одной утробы» (словом «batn» – утроба, живот – называются также семья и gens).

[16] Ср. монгольское uruq – родственники.

[17] Если приводимое Дублицким наименование родового подразделения «тюяк» достоверно, то оно должно звучать в действительности как туйак и тогда, несомненно, означает «потомство».

[18] Не исключено, что в этом этнониме куу имеет значение «лебедь». Тогда мы могли бы усматривать в нем имя тотема этой кости.

[19] Ср. монг. sümüci – делающий стрелы.

[20] Из подстрочного перевода проф. Поливанова, хранящегося в Институте языка, литературы и истории Киргизского филиала АН СССР.

[21] В приведенном выше перечне киргизских племен в эпосе «Манас» мы находим бостун. Такое название потребовало бы иного толкования.

[22] Кесек в киргизском и монгольском языках означает: кусок, комок.

[23] В.В. Бартольд . Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью в 1893-1894 гг. Записки Академии Наук, Ист.-фил. отд., VIII серия, вып. IV, СПб., 1897.

[24] См., например, Ф. Поярков. Каракиргизские легенды, сказки и верования. Памятная книжка и адрес календарь Семиреченской области на 1900 год. Верный, 1900.

[25] Узб. багишламок.

[26] К.К. Юдахин. Киргизско-русский словарь, М., 1940, стр. 63.

[27] Ср. алтайское йеткер (тьеткер) – один из бесчисленных злых духов, нечистая сила: монг. читкур – злой дух.

[28] К.К. Юдахин. Цит. соч., стр. 551.

Похожие статьи: