Развитие кочевничества как науки. Третий этап
Европейская историография
Этот этап связан с общим становлением европейской науки. Происходит переоценка роли номадов в истории. Происходят поптки вписать кочевников в общую канву развития, как сопутствующий элемент в истории земледельческих народов. Среди авторов, упоминавших кочевников следует упомянуть Монтескье, Фергюссона, Адама Смита, Канта, Гегеля.
Ж. Боден, в ХVI в., видел в климате определяющую силу развития человеческого общества. Он писал, что природа наградила кочевников храбростью, но не дала им мудрости, и это не позволило им удержать завоеванные земли и создать великие империи. Влияние климата, по его мнению, обусловило такие черты характера, присущие кочевникам, как любовь к разного рода сборищам, пьянство, расточительство, жестокость, пристрастие к грабежам.
Просветители ХVIIIв. были склонны идеализировать прошлое, рисовали первобытность как золотой век, создавали образ «благородного дикаря», т.е, человека, не подверженного порокам цивилизованного мира. «Не изысканная, но обильная пища служит для них как бы жалованьем», — писал о номадах Монтескье. «Их гораздо труднее убедись обрабатывать землю и ждать жатвы, чем бросать вызов и получать раны в бою». Он относил кочевников к «варварам». Главное отличие варваров от дикарей виделось ему в том, что последние не смогли объединиться в большие народы.
Несколько иначе, чем просветители смотрели на кочевничество философы, видевшие в истории непрерывный прогресс разума и культуры. В основу своей концепции они клали эволюцию систем хозяйства и форм человеческой деятельности.
У А.Тюрго схема развития общества разделена на три ступени: охотники и собиратели; пастушеские народы; земледельцы. Тюрго ясно видел связь между степенью развития хозяйства и уровнем социальной организации: у номадов, по его мнению, появляются излишки продуктов, рабы.
Тогда же появляется схема, носившая название «трех стадий», которая лежала в основе концепции шотландского ученого А. Фергюссона. Но он пошел несколько дальше своих предшественников. Именно у него, а не у Моргана, эти стадии получили ставшие нам привычными названия: дикость, варварство и цивилизация. В числе важнейших отличительных черт варварства от дикости Фергюсеон назвал собственность. Для варвара «она хотя и не закреплена законом, но составляет главный предмет заботы и желаний».
Один из крупнейших представителей политэкономической науки XIX в., А.Смит также придерживался теории «трех стадий» — он расчленял историю человечества на дикость (охоту), пастушество и земледелие. Он высказал мысль, что поскольку скот рано перешел в частную собственность у кочевников, то, соответственно, должно было бы ускориться имущественное и социальное расслоение, создавались предпосылки для образования политических институтов.
Несколько особняком выглядят взгляды Г.Гегеля. В своей «Философии истории» он отнес кочевников ко второй доисторической ступени развития. «У этих обитателей плоскогорий не существует правовых отношений, а поэтому у них можно найти такие крайности, как гостеприимство и разбой, последний особенно тогда, когда они окружены культурными странами… часто они собираются большими массами и благодаря какому-нибудь импульсу приходят в движение. Прежде мирно настроенные, они внезапно, как опустошительный поток, нападают на культурные страны, и вызываемый ими переворот не приводит ни к каким результатам, кроме разорений и опустошений…»
Российская историография
Российская наука того времени существенно отличалась от представленной западной. По словам Л.Н. Гумилева, кочевники для европейцев явление настолько экзотическое, что они не смогли существенно приподняться над источниками в процессе их анализа. «Поэтому связь событий от них ускользает, а иногда события интерпретируются с китайской точки зрения» /Гумилев, 1967, с.93/. Ближе к решению кочевниковедческой проблематики, по его мнению, подошла русская школа номадологии. «Ученые русской школы настолько сроднились с Центральной Азией, что научились смотреть на ее историю «раскосыми и жадными» глазами степняков. Благодаря этому наши ученые уловили много нюансов, ускользавших от западных европейцев, и создали своеобразный аспект изучения кочевого мира» /Гумилев, 1967, с. 94/.
В российской историографии того времени (а именно вторая половина XIX в.- начало XX в.) стоит выделить трех ученых вплотную занимавшихся исследованием кочевых народов. Это В.В. Радлов, В.В. Бартольд, Н.А. Аристов. Главное отличие отечественных ученых указанного периода, от западных, это наличие исследовательского опыта в полевых условиях. Грубо говоря, они делали свои выводы исходя из этнографического материала, а не производили умозрительных заключений, как зарубежные авторы.
Такие понятия, как чиновник, народ, область, собственность, в своей работе, посвященной истории уйгуров В.В.Радлов, имели в жизни степняков совсем иное значение, чем у земледельческих народов. При неблагоприятных условиях стада у кочевников уменьшались, при благоприятных же, напротив, увеличивались. «Неравенство собственности» выражалось в том, что богатый скотовод, кочуя, занимал больше пространства. Социальная организация кочевников имела сложную структуру: семья, подплемя, племя, орда. При этом богатым семьям было невыгодно кочевать с большими стадами и они разделяли свой скот на несколько аулов летом. Этот скот пасли зависимые «клиенты». О хане В.В. Радлов писал, что «чем больше выгод доставляет он своим подданным, тем самостоятельнее становится и его власть и тем значительнее собирается вокруг него государство».
В работе «Обозрение истории тюркских народов» В.В.Бартольд очень похвально отозвался о изложении В.В. Радловым образа политической жизни номадов. «Главный вывод Радлова, который надо помнить и который труднее всего усваивается европейцами, — писал он, — это то, что … у кочевников… юридической определенности нет и всякая власть в действительности является узурпацией» /Бартольд, 1968, с.27/. Однако далее В.В. Бартольд критически отозвался об использовании В.В. Радловым так называемой «родовой теории», т.е. за то, что тот все изменения в степи объясняет усилением и ослаблением отдельных родов. За это же он критиковал и Н.А. Аристова, который становление государств и империй у кочевников связывал только с усилением власти какого-либо рода и хана.
Сам В.В. Бартольд полагал, что наряду с делением у кочевников на различные племена и родовые подразделения существовало и различие между богатыми и бедными с вытекающим отсюда антагонизмом сословий. В обычных условиях жизни «можно говорить только об общественном, но не о государственном строе» и лишь «в короткое время возникает не только сильная государственная власть, но и представления о великодержавном могуществе… для сколько-нибудь прочного существования кочевой империи необходимо, чтобы ее глава или путем набегов, или путем завоеваний давал своим подданным богатства культурных стран /Бартольд, 1964, ч.2, с.27- 28/.