С. Н. Стебницкий. Автобиографии нымыланов
(Советская этнография, 1938, сборник №1, стр. 76-79)
Автобиографии нымыланов [1]
1. Кецай Кеккетын [2]
Я родился в 1918 г. на Камчатке в Тигильском районе, на Конной речке. Я помню – тогда лет шесть мне было – отец мой постоянно охотился, добывал всякого зверя, чаще всего – диких оленей. В то время я думал: мой отец самый сильный из всех людей. Приходилось отцу также и при оленьем стаде работать. Он был батраком зажиточного оленевода Каннылю. Своих же оленей у нас было совсем мало.
Потом мы спустились с Конной речки на Коллион. Там прожили два года.
В 1927 г. мы перекочевали на Ткэрак. Мне тогда уже почти 10 лет было. Летом я все время ягоды собирал с товарищами. Осенью на Ткэраке всегда ловили рыбу неводами. Я был с рыбаками.
В 1928 г. мы снова перекочевали – на Ватноваям. Когда весна пришла, мой отец запор на реке поставил. Юрты наши от рыбалки далеко были. И вот мой отец весь улов на себе перетаскивал. Иногда по два, по три раза в день ходить приходилось. Я ходил вместе с ним. Зимой же мы все время кочевали с оленьим стадом, отыскивая хорошие моховища для оленей. Весной во время отела я тоже работал при стаде, охраняя новорожденных телят от ворон и лисиц. Когда мне первый раз сказали: «Иди в стадо», помню – очень боялся я.
Зимой 1929 г. мы с моим товарищем Йытэком, сыном Лэктыгыйн’ына, все время ставили капканы на горностаев. Я в ту зиму двух горностаев добыл. Потом горностаи ушли в другое место, и мы прекратили охоту. А весной стали добывать еврашек, тоже капканами.
Однажды отец сказал мне: «Поедем в поселок, кино увидишь».
Давно я слышал от людей про кино, но не мог понять, как это человечки по белой ткани движутся. Приехали мы в Ватнон, — я не ем и чаю не хочу, все думаю: а вдруг убегут отсюда кинолюди. Потом вошли мы в один дом. Я вижу ящик, думаю: наверное, там находятся киночеловечки, оттуда вылезут, взберутся на полотно, начнут там что-нибудь делать. Когда начали показывать кино, сперва испугался я, а потом не мог глаз отвести от экрана.
В середине зимы 1929 г. на Ткэраке открылась кочевая школа. Я не хотел учиться, но отец послал меня. И Йытэка тоже послал его отец. Начали мы учиться. Ни его отец, ни мой не приезжали навещать нас. А нам все время домой хотелось. Так, что даже убегали мы на дорогу в ту сторону, откуда наши должны были приехать. Потом услышал я от людей: отца моего выбрали председателем туземного совета. 15 марта наши отцы приехали и взяли нас домой.
В 1931 г. я и Йытэк Лэктыгыйн’ынов и другие ребята, которые учились вместе с нами на Ткэраке, все мы были переведены в с. Тигиль. В тамошней школе нас приняли во 2-ю группу. 30 ноября 1931 г. я вступил в комсомол.
В 1932 г. в с. Тигиль мы приехали. Я начал учиться в 3-й группе. А после зимних каникул меня перевели в 4-ю группу, потому что тогда я начал учиться хорошо и быстро успевал.
Ранней весной я вернулся домой. Отец мой в марте уехал тоже на учебу – на культбазовские курсы советских работников. В начале лета меня вызвали в кочевья на устье реки. Туда прибыла экспедиция. Меня взяли в экспедицию проводником и носильщиком палок-реек. Очень нравилось мне с экспедицией работать, потому что все тундры мы обошли, все осмотрели. Особенно интересно было в верховьях рек.
Осень настала. Я домой вернулся и сразу же уехал в с. Тигиль на учебу. Начал учиться в 5-й группе. Хорошо учился, поэтому мне дали премию. От пионеротряда и комсомольской ячейки я получил пионерскую одежду.
Потом я услышал говоривших: «Кто хочет за море ехать учиться?» Я сразу же к отцу пошел. Он был тогда кооперативным работником. Отец сказал: «Поезжай». И я пришел к товарищам и сказал: «Я тоже поеду за море». Иные отговаривали меня, говорили: «Пропадешь там за морем». Но я думал: не один там буду – с товарищами.
{77} 6 июля 1933 г. погрузились мы на пароход и отплыли во Владивосток. Из Владивостока я выехал в Ленинград – по железной дороге. Когда ехал, целыми днями от окна вагона не отходил.
Приехав в Ленинград, начал учиться в Институте народов Севера на 1 курсе. Старался учиться, и отметки у меня были всегда хорошие.
Еще в 1934 г., когда мы учились на своем языке, чуть не на каждом уроке спорили: как правильно писать слова. Одни из нас говорили на диалекте оседлых, а я и Наянов Микуль – на диалекте кочующих. Я начал думать и решил: напишу какую-нибудь большую записку, чтобы туда вошли все наши слова. Так летом 1934 г. я составил рассказ о том, как раньше жили оленеводческие батраки. Я назвал этот рассказ «Эвныто батрак». Часть этого рассказа напечатали в газете «Инсовец». Потом я снова переделал и дополнил свой рассказ, и его напечатали на нашем языке отдельной книжкой в Государственном издательстве детской литературы при ЦК ВЛКСМ. Это была моя первая книжка. Когда она вышла, я сразу же послал первый экземпляр на Камчатку, отцу.
Потом я написал еще две книжки: «Последняя битва» и «Книга для чтения для I класса нымыланской начальной школы».
2. К’ак’о К’эчгын-айн’авын [1]
Я родился в 1908 г. Мне было два года, когда мой отец ушел на промысел и больше не вернулся. Очень много трудился мой отец в своей жизни. Он был бедняк. А мать моя была середнячка. Оленье стадо принадлежало матери. Стадо наше было небольшое и совсем не возрастало,потому что мой отец к беднякам был щедр, сам будучи бедняком.
А когда мне было 12 лет, начал я при оленьем стаде работать постоянно. Четверо нас братьев было. Иногда врозь мы жили, потому что приходилось работать батраками в стадах богачей. Работая при оленьем стаде, начал я добывать зверя. Хозяин выдал мне ружье, и этим ружьем я убивал для него медведей и других зверей.
Потом пришло мне время жениться. Начал я отрабатывать за жену. Двое нас при стаде работало. К весне товарищ мой совсем сбил себе ноги и захромал. Я тоже был болен. Одолела нас тяжелая работа. Вскоре остались мы без продуктов. Товарищ мой совсем обессилел, потому что всю весну почти без пищи мы провели и без чаю. А оленей не убивали, боясь хозяина.
В конце весны я пошел на стойбище за продуктами. Но мне ничего не дали.
Вскоре сдох теленок в нашем стаде. Освежевали мы его. Начали варить. Вскипело мясо. Поели мы, и сразу нам очень спать захотелось.
А стадо наше, молодыми весенними побегами питаясь, хорошо разжирело – спины у оленей плоские, даже со впадиной по хребту.
И все время я работал только при стаде. Никакой другой работы не знал. Только одну работу я вел – в стадах богачей пастухом. После же, совсем возмужав, я сказал старшему брату: «Будем лучше жить своим хозяйством». Своим хозяйством зажили, стало немного лучше.
Очень я старался, работая при оленях. А старший брат рыбу запасал. Постепенно стадо наше стало увеличиваться, потому что очень уж я трудился, работая при оленях.
Потом начали организовывать колхозы.
Старший брат сказал мне: «Лучше в колхозе начнем жить. Хорошо в колхозе заживем. Ни в чем нуждаться не будем. При оленях легко работать будет. Не будешь больше один из сил выбиваться».
В 1932 г. мы вступили в колхоз. Кеккет организатором нашего колхоза был. Хорошо мы зажили. Перестали богачей бояться. Как будто впервые свою жизнь мы увидели.
17 марта 1932 г. Кеккет уехал по командировке на учебу в окружной центр, на культбазовские курсы совработников.
Половина наших колхозников в то время в горах жила. Там же жил председатель нашего тузсовета Авновын. Другая половина наших колхозников жила близ моря.
В августе решили наши колхозники школу строить. Не поставив на обсуждение, председатель тузсовета распорядился: «В горах стройте».
Начали строить школу в верхнем стойбище. Однако наши, жившие в низовьях реки, были против этого. Когда уехал в районное село председатель тузсовета, поставили мы школьную юрту в нижнем стойбище.
Почему другую школу поставили? Потому что в горах неудобно, местность неподходящая. Далеко доставлять туда все необходимое – рыболовное снаряжение для рыбалки, снабжение для школы и продукты, – дорога трудная, гористая.
Вернулся председатель тузсовета из Тигиля, сразу собрались мы на собрание. Обсудили – какая школа удобнее. Наши одолели на собрании, хотя и упорный спор был, все же наши одолели. Строительство школы в горах отменили и на нашем низовом стойбище поставили школу.
{78} 18 января 1933 г. Кеккет вернулся с учебы. Вот с тех пор и начали наши колхозники хорошо понимать новую жизнь. Все, чему обучен был, начал он нам разъяснять. И начал он направлять нашу жизнь. Пастухи при стадах начали работать посменно. Каждый по две зимы должен был при стаде отработать. Прочие промышляли зверя.
Вернулся Кеккет и стал всем нам разъяснять новый закон, как колхоз вести и как колхозную работу наладить. Улучшилась наша жизнь. Женщины наши тоже поняли новый закон, говорили: «Как будто впервые жизнь мы увидели».
Вначале наш председатель тузсовета плохо работал. Не хорош был Авновын, часто выпивал, вел себя, как большой начальник, запугивая товарищей. Когда Кеккет вернулся из окружного центра, я рассказал Кеккету о плохой работе председателя тузсовета, запугивающего колхозников. Кеккет сразу же собрание созвал. Все услышали об Авновыне – плохом работнике. И понял тогда сам Авновын, подчинился общему суждению и с тех пор свою работу улучшил.
Тогда же наметили меня для отправки в окружной центр на учебу. Правда, совсем неграмотным был я тогда и по-русски не знал ни слова. И все же решили послать меня на учебу, хотя я знал только одну работу – при оленьем стаде. Отозвали меня из пастушьей бригады, и Кеккет сказал мне: «Один год проведёшь там в учебе».
Я ответил ему: «Да разве я гожусь на это?»
Он сказал мне: «Ничего. Так нужно. Не ты – так кто же? Правда, Омкэ грамоту знает, но лжив он; Авновын тоже хочет учиться, но не избрали его наши для этого».
Так меня, работника при оленях, назначили на учебу. Что знал я? Но мне сказали: «Тебя на собрании выбрали для отправки на ученье», и сказали мне: «Вот, мы тебя записали». Очень я сомневался в себе, но думал: раз избрали меня, должен ехать. Поеду. Согласен.
18 марта выехал я в окружной центр. Выезжая из дому, ни одной буквы я не знал и совсем тёмный был, ничего не понимающий.
Потом приехали мы в с. Каменское. Двое суток там прожили, перекочевали на Первую Речку. Там стали мы жить в палатках. Вскоре началось наше ученье. Я впервые был в школе.
Учась, я постепенно расспрашивал моих товарищей обо всем, чего не понимал. Понемногу начал понимать. По-русски говорить чуть-чуть обучился, писать, читать по-своему и по-русски немного. Правда, очень я старался учиться грамоте. Бывало, долго сижу, пишу целый день так, что к концу даже сердце заболит.
Теперь народ в колхозы объединился. На всякой работе поровну трудиться начали. Общей силой в колхозах легче стало работать.
При старой власти только богачи хорошо жили, только они всем довольствовались. Бедняки же плохо жили. Теперь, если в каком-либо колхозе вредители, бывшие кулаки скрываются, – выявить их тотчас и исключить. Не быть в колхозах приверженцам старой жизни!
При старой власти не обучали бедняцких детей. Говорили: никчёмные беднячишки. Думали: обучишь их, нельзя будет обманывать, даром обирать пушнину. Постоянно обманывали и притесняли бедняков.
Теперь мы все, бывшие бедняки, учимся, чтобы впоследствии сами себе, своему народу руководами быть во всяком деле, в строительстве новой жизни. И женщины наши стали учиться. Многие из них есть умные и способные. Из них также пусть руководы наши выйдут.
Хорошо новый закон во всяком деле, во всякой работе проводить будем.
_________________
3. Кирилл Ласточкин [1]
Я родился в 1906 г. в с. К’ылн’ын (Ука). Мой отец был бедняком. Когда он женился, ничего у него не было, только 10 ездовых собак и небольшой огород. Лето приходило – отец рыбачил. Рыба кончалась – начинал охотиться на мясного зверя – на медведя, на дикого оленя. Умелым охотником был мой отец.
Вскоре на доходы от своей добычи он купил двух коров. В ту пору, когда я начал себя помнить, у нас было две коровы и два коня – кобыла и жеребец, да огород такой, что всю зиму мы не нуждались в картофеле.
Когда я подрос, отец послал меня на ученье в с. Карагу. Я начал учиться в 1916 г. в Карагинской школе. В то время ещё старорежимные школы были. Учили нас: бог есть. И объясняли нам, как надо поклоняться богу. Говорили еще: кто усерден в работе на хозяина, тот разбогатеет и тогда начнет торговать, а затем большим богачом сделается. Только этому нас и обучали.
Когда я уезжал из дома на учебу, отец мой был сильно болен. И вот, пока я учился в школе, отец мой умер. Когда отец мой умер, сородичи привезли мою мать в Карагу. Все свое хозяйство она покинула, только детишек забрала.
{79} С этих пор сородичи стали нас кормить. Чем жили бы мы, если бы сами по себе остались? Я ведь был еще мал, только на школьное учение пригоден.
Четыре года я проучился. Во время учебы постоянно слышал о войне. Но ничего не говорили о новой, лучшей жизни, о том, как надо жизнь перестроить.
Кончил я учиться в школе, стал способным к работе, уже 14 лет мне исполнилось. Сразу отвезли меня в кочевье, и там начал я работать батраком при стаде богача. Все время при оленях я находился. Начал добывать лисиц и прочего мелкого зверя. Но в поселок или куда-либо подальше хозяин меня не пускал.
Когда я в кочевье жить начал, все ее о войне слышно было. А в нашем краю были царские начальники. Но вот прошел слух: царя убили. Однако у нас все еще царские помощники хозяйничали.
Потом подошли к нам отряды красноармейские, выискивавшие последышей царской власти, которые в нашем краю скрывались.
Как только пришли красноармейцы, прошел слух о строителях новой жизни. Услышал я, что артели организуются.
Потом начал я слышать: комсомольцами товарищи делаются. Думал я: начальниками какими-нибудь ставят товарищей? Что знал я тогда о комсомоле? Впервые услышал слово «комсомол».
Потом приехал к нам в кочевье товарищ из посёлка. Он сказал: «Я – комсомолец».
Я думал: для чего это комсомольцами становятся? Думаю: ну-ка к товарищам поеду в поселок, посмотрю, как жить стали и для чего сделались комсомольцами.
Но хозяин не пускал меня, хоть и очень беспокоен я был от желания узнать, какова эта новая жизнь. Он же говорил мне: «Нечего тебе там смотреть».
Вскоре хозяин мой умер. И тогда я начал ездить по кочевьям и по поселкам и тут впервые узнал, почему товарищи комсомольцами стали, и что такое новый закон.
Потом, в 1932 г. было большое собрание в с. Карага. К нам в кочевье приехали оседлые товарищи. Сказали мне: «Хочешь ли вступить в комсомол?»
Я сказал: «Конечно, хочу. Но только расскажите мне хорошенько, что должен делать комсомолец». Один из них подробно рассказал мне, для чего создан комсомол и какова его работа. Меня послали на собрание в поселок. Началось собрание. В комсомол меня не приняли. Сказал руководящий товарищ: «Многовато лет тебе, чтобы стать комсомольцем. Если хочешь, примем тебя кандидатом в партию». Так, в 1932 г. я вступил в кандидаты ВКП(б).
Ещё в 1930 г. организовали мы артель. Сперва мало нас было в артели. Многие не хотели в артель идти. Говорили: «Вступим в артель, голодать будем. Что себе заготовим, все заберут в артель».
Потом увидели: хорошо наши артельцы живут, голода не знают, не только запасов у них вдоволь, но еще всякий товар приобретают себе. И сами стали проситься к нам в артель. Все наши бывшие бедняки стали в артели работать и тогда впервые хорошую жизнь увидели.
В 1932 г. у нас организовался колхоз. В колхозе мы распределяем работу по бригадам. Есть бригады неводчиков, засольщиков, икрянщиков. По окончании рыбной путины делим зарплату по трудодням. Кто лучше работал, больше получает, кто хуже – меньше.
При колхозе у нас организована столовая, детские ясли, склад, построена баня – общая для всех колхозников. В наш колхоз входят оседлые и кочевники. Мы организовали несколько женских пошивочных бригад. Лучшие поделки сдаём в кооператив. Так наши женщины тоже деньги зарабатывают. Теперь даже одинокие женщины, без мужа оставшись, как раньше моя мать, не будут бедствовать. Наравне со всеми прочими они могут зарабатывать себе на жизнь, принося пользу другим людям.
_________________________
___страница 76
[1] Автобиографии переведены с нымыланского языка и доставлены в редакцию С. Н. Стебницким.
[2] Весной 1936 г., по окончании III курса Ленинградского Института народов Севера им. П. Г. Смидовича при ГУСМП, тов. Кецай Кеккетын был командирован в годичный отпуск на свою родину Камчатку, где работал инструктором Окружного комитета нового алфавита Корякского нац. округа и продолжал свою литературную работу.
___страница 77
[1] В январе 1934 г. товарищ К’ак’о вошел в состав бригады Окрисполкома по перевыборам в советы в районе хребта Палпал, наиболее отсталом районе Корякского нац. округа. Потом он состоял инструктором Комитета нового алфавита при Окрисполкоме Корякского нац. Округа и вел большую работу по подъему культурного уровня населения округа.
___страница 78
[1] В настоящее время товарищ Кирилл Ласточкин работает инструктором Райисполкома Пенжинского района в одном из наиболее глухих и культурно-отсталых уголков округа на р. Чайваваям (Шайбо-вэем).
